Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №3 за 1998 год
На обед подавали печеную козлятину — самое изысканное в Бенине мясо, очень нежное и сочное, принадлежавшее, видимо, одной из аппетитных карликовых козочек, фланировавших во дворе. Гарнир был представлен кусочками жареного иняма — огромного поленообразного картофеля. Мы извлекли из кейса бутылку водки. Хозяин не стал возражать и более того — принес из соседней комнаты несколько бутылок пива, словно всю жизнь следовал русской пословице «водка без пива — деньги на ветер».
Отец Люсьена не пришел обедать. То ли он не любил мясо с картошкой и довольствовался падающими с дерева манго, то ли еще по какой причине. Вообще-то в странах, где издавна процветает межродовая кровная месть, кушает за столом первым самый старый член семьи. Он пробует поочередно все блюда, а родня терпеливо ждет и смотрит, что с ним будет. Если дедушка поел нормально, значит всем можно. Видимо, здесь обстановка была более спокойная, и мы не стали настаивать на присутствии старейшины рода.
Дети то и дело заглядывали в открытую дверь, шарили по столу глазами и глотали слюни. Они не были допущены к трапезе. Не потому, что для них не хватило бы еды, а чтобы они не мешали гостям общаться с хозяином. Именно с хозяином, потому что женщина, подававшая на стол и представленная как жена Люсьена, была проворна, улыбчива и бессловесна. Идеальная супруга!
Только что я видел ее во дворе среди других женщин, неизвестно кем приходившихся Люсьену, Одета она была просто: длинная серая, изрядно вылинявшая юбка, майка в тон юбке, на голове черная косынка в мелкий горошек. Застолье было импровизированным, поэтому хозяева не стали переодеваться. Мы — тем более.
За столом жена только молча улыбалась и переводила свои темные дружелюбные глаза с одного гостя на другого. Стоило ей хоть на одно лишнее мгновение задержать свой взгляд на ком-то из нас, Люсьен тут же косил на нее бдительным глазом, и женщина вмиг окаменевала, уставив свой взор в стол. Какое-то время она походила на кролика с удаленным мозжечком, однако быстро приходила в себя и начинала опять как ни в чем не бывало с любопытством стрелять глазками. И все повторялось вновь. Женщина — она и в Африке женщина.
Вообще, у Люсьена сложилась непростая ситуация с женами. Я насчитал их как минимум пять, и это всего за два года общения с ним. Дома я видел одну, на работу к нему приходила другая, на прием в посольство он приводил третью, а в командировку ехал с четвертой. Представляя мне очередную супругу, Люсьен, как бы извиняясь, неизменно добавлял: «У нас полигамия...» Он очень любил это слово, и еще больше — сам процесс многобрачия. В игоге я окончательно запутался в его женах и даже несколько раз говорил его старшим дочерям «мадам» вместо «мадемуазель».
Размышляя о консерватизме и крутом нраве российских жен, я спросил однажды Люсьена, не опасны ли подобные амурные лихачества для него лично, другими словами, как его многочисленные спутницы жизни реагируют друг на друга, и не отражается ли это тем или иным образом на нем?
Начал Люсьен со своей излюбленной фразы:
— У нас ведь полигамия...
— И никаких проблем с женами? — не сдержал зависти я.
— Есть, конечно, проблемы... — Люсьен несколько замялся и почесал затылок. — Нужно, чтобы все было по обычаям, по традициям...
— То есть?
— Ты должен содержать своих жен, — сказал Люсьен решительно.
Это он знал точно. Он пояснил также, что, если жена вдруг начнет где-то зарабатывать деньги, то она уже не делится ими с мужем, даже тогда, когда ее доходы превышают доходы мужа. Этот бенинский обычай очень пришелся по душе российским женам, несмотря на их огромные различия с африканками в воспитании, психологии и национальных традициях.
— Ты не должен обманывать своих жен, — продолжал Люсьен уже менее уверенно. — Если ты берешь себе еще одну жену, ты обязан сообщить об этом остальным женам.
— А если она им не понравится?
Люсьен вздохнул. Похоже, мои вопросы не доставляли ему удовольствия, поскольку навевали неприятные мысли. Могут и поскандалить некоторые..., — честно признался он, поскребывая ногтем свою курчавую макушку. — Стараешься убедить их, уговорить.
— А если ты будешь изменять своим женам и они узнают об этом? — задал я самый сложный вопрос, хотя звучал он при тамошних вольностях далеко не так весомо, как у нас, почти смешно.
— Как это? — не понял Люсьен.
— Ну, если ты заведешь отношения с посторонней женщиной?
— Хе-хе-хе, — глуповато засмеялся Люсьен и замотал головой. — Нельзя!
— А что будет?
— Нельзя! Хе-хе-хе..., — продолжал смеяться Люсьен.
— Ну что они тебе сделают? — пытал я.
— Что угодно сделают, — посерьезнев, ответил он и уже совсем грустно добавил: — Могут и отравить... С ними надо повнимательнее...
«Вот те на! — подумал я. — Все-таки наши женщины лучше, гуманнее! Ну — по физиономии. Ну, в крайнем случае, при старом режиме — в партком. И все!» Тут я вспомнил еще одну интересную встречу с женщиной, которая яркой кометой пронеслась через судьбу нашего Люсьена и наверняка оставила в его сознании глубокий след. В моем, по крайней мере, оставила.
Впервые я увидел ее в военном лагере Гезо в Котону. Она была в форме сержанта бенинской армии и приехала в расположение на роскошном японском мотоцикле. Ее красивое изящное лицо показалось мне в первую секунду на удивление морщинистым, но оказалось, что это необычайно тонкий рисунок, состоявший из искусно нанесенных на кожу шрамов в виде частых нитевидных линий, непрерывно тянущихся со лба и до подбородка.
В ее стройной фигуре поражало необычное сочетание женственности, силы и чего-то хищного. Большие, темные, чуть раскосые глаза светились весельем и бесстрашием. «Черная пантера» — такова была первая ассоциация, пришедшая мне в голову — наиболее точная, хотя и не самая оригинальная. Рядом с такой женщиной становишься особенно ярым противником сегрегации. Когда при знакомстве очаровательное создание пожало мою руку, лишь врожденная выдержка и мужская гордость помогли мне сдержать крик боли: это были стальные тиски в виде изящной женской ручки с тонкими пальчиками. Увидев, как страдальчески скривилась моя физиономия, девушка удовлетворенно ухмыльнулась, а я потом три дня держал кружку с пивом в левой руке, хотя левшой не был.
Мне приходилось слышать о неустрашимых дагомейских амазонках, из которых, по утверждениям историков, в тех краях в далеком прошлом формировалась самая верная и самая боеспособная королевская гвардия, отличавшаяся, что примечательно, особой жестокостью. Враждовавшие с дагомейцами соседние племена, привыкшие согласно своему обычаю, кастрировать пленников, оказывались в тупике, когда в плен к ним попадали такие вот «воины». Честно говоря, я не очень всему этому верил, пока не познакомился с амазонкой в современном, так сказать, исполнении. «Эта в объятиях задушит и не заметит», — думал я, глядя на ее ладную фигуру и красивые руки с серебряными браслетами на узких запястьях.
Я был порядком удивлен, когда Люсьен завалился однажды ко мне домой в сопровождении этой экзотической дамы. Представил он ее, разумеется, как свою жену, но еще больше меня удивило поведение Люсьсна. Многодетного многоженца нельзя было узнать. На этот раз он впервые не упомянул о полигамии, а сообщил лишь, что жену его зовут Дебора. Люсьен посматривал на свою амазонку так, как смотрит преданная собака на грозного и щедрого хозяина, хотя и пытался изо всех сил скрыть это. Она была восхитительна в длинном розовом платье, хорошо облегавшем ее фигуру.
Держалась Дебора раскованно, как настоящая светская дама, весело шутила, в том числе и над Люсьеном. намекая на то, что его финансовые возможности не всегда поспевают за любовными чувствами. В ответ Люсьен лишь добродушно улыбался и, наверное, краснел, чего нельзя было увидеть из-за темного цвета кожи. При всем при том было ясно, что он очень гордится этой своей женой. Другую он вряд ли привел бы в гости к иностранцам. Хорошо, когда есть выбор.
Выяснилось, что Дебора какое-то время училась во Франции, что в ее жилах течет кровь дагомейских королей, что она занимается едва ли не всеми видами спорта, кроме зимних, и особенно любит карате. Также как и моя жена, Дебора немного изъяснялась по-английски, и вскоре между ними завязался несмолкаемый разговор о тряпках. Я не знаю, кто из них хуже владел английским, по со стороны могло показаться, что встретились землячки и что болтают они не просто на одном языке, но и на одном диалекте. Были моменты, когда они говорили одновременно.
Люсьен расслабился и допустил оплошность. Он взял мясо с тарелки рукой, как это принято у них. Мы были с ним в близких приятельских отношениях и часто делали так во время совместных обедов, но сейчас, с точки зрения Деборы, случай был совсем другой. Она сверкнула на него глазами и со змеиной улыбкой произнесла что-то на местном языке. Люсьен на минуту перестал жевать, продолжая держать кусок во рту.
